Смерть за перекошенным горизонтом. Полуфантастика - Иван Трофимов

«Господи, да как он думает только об этом? Мне до сих пор плохо и тошнит, только глаза закрою…»

Николай подождал на палубе пока она улеглась, спустился в каюту, сел на соседнюю койку, взял ее за руку…

Он, все-таки был неплохим парнем, и не хотелось его обижать резким отказом.

– Извини, Коля, но я очень устала и хочу спать.

Он вздохнул обреченно, отпустил руку, нагнулся и поцеловал ее в нос.

– Спокойной ночи, Маринка, – сказал он, лег на койку и отвернулся к переборке.

Марина фыркнула, тоже отвернулась, но сразу заснуть не могла, мешали вздохи Николая.

Она проснулась неожиданно, с удивлением прислушиваясь к тому, что могло ее разбудить. Никаких звуков, кроме сопения Николая слышно не было. Она полежала некоторое время с открытыми глазами: в иллюминатор лился лунный свет, яхту не качало, казалось даже, что она находится не в каюте хлипкого суденышка, а где-нибудь на твердой земле.

Марина вылезла на палубу (именно вылезла, слово «вышла» было бы применить не совсем правильно, так как приходилось все время пригибаться, чтобы ни за что не зацепиться и не удариться). Удивило неподвижно застывшее море и полное отсутствие ветра. Вода казалась студнем: не морщинки, не рябинки – ровная гладь. Также почему-то не было чаек… и других птиц.

«Странно, где же им быть, как ни здесь? В городе чайки даже ворон с помоек повыгоняли. А здесь их почему-то нет», – вокруг стояла оглушающая тишина.

Над бухтой висела огромная белая луна, какой-то неправильной формы, покрытая темными и розовыми пятнами. Марина никогда раньше не видела такой луны, в городе она была маленькая, кругленькая, гладкая и уютная. Здесь же ночное светило нависало над скалами каким-то раскаленным, ущербленным шаром. Что-то жуткое было и в самой луне, и в картине, высвечиваемой ею. Видно, конечно, было не так, как днем, но довольно далеко и отчетливо.

По вершинам скал, с двух сторон обрамляющих бухту, светились какие-то белые полосы, создавая впечатление подсветки с противоположной стороны. Низина освещалась менее интенсивно, но все равно просматривалась до самого озера.

Тишина стояла такая, что звенело в ушах, на всю округу Марина слышала только свое дыхание и сопение Николая в каюте. Казалось, воздух перестал проводить звуки, и яхта находилась под каким-то звуконепроницаемым колпаком.

Ей, вдруг, стало до такой степени жутко, что зашевелились волосы на голове

«Господи, что со мной?» – Марина никак не могла понять, отчего возник этот животный страх. К желудку подкатила слабость, неудержимо захотелось в туалет.

Конечно, трахаться в полуразвалившейся избушке было не так удобно, как на двуспальной кровати: отсутствие привычной обстановки несколько отвлекало от самого процесса и задерживало приход оргазма. Ну и как здесь можно было до конца отдаться страсти, если в спину через спальник упиралось, что-то узкое и твердое, а не укрытые ноги замерзали. Кроме того, с потолка на голову и лицо время от времени сыпался песок, а в сознании мешала сосредоточиться на сексе мысль, что она сейчас грязная, немытая, и потом помыться будет негде. В общем, не любовь, а сплошная борьба с собой.

Все получилось только с третьего раза, и Нина заснула счастливая, забыв о переживаниях по поводу несоблюдения личной гигиены.

Игорь застегнул девушку в спальнике, она благодарно ему улыбнулась, но ее глаза, казалось, закрылись сами. Игорь вышел из избушки.

…

Сначала он подумал, что восходит солнце. Глянул на часы – они показывали час ночи. За скалами на восточной стороне бухты появился какой-то мощный источник света, который резко обозначил зазубренные пики на темном небе.

Недоумевая, Игорь долго смотрел в том направлении, никак не мог понять – откуда этот свет. Где – то через полчаса только над скалами показался верхний край луны. Однако Игорь не сразу сообразил, что это. Там поднималась огромная, светящаяся масса, ничуть не напоминающая тот безобидный маленький блин, который привычен всем. Приплюснутая рефракцией луна расплылась чуть ли ни на весь горизонт, подсвечивала скалы, обрамляющие бухту, создавала картину сказочного кощеева царства.

Еще через полчаса луна, казалось, с трудом оторвалась от горизонта и повисла в воздухе. Размеры ее, конечно, уменьшились, но Боже, что это было за светило! Очертания луны постоянно менялись, но она все равно была больше солнца, а от долгого осмотра светила голова стала кружиться, а в глазах начало темнеть.

Игорь глянул на часы – больше часа он уже наблюдал за лунными метаморфозами, на душе было какое-то беспокойство. Он решил пройтись по берегу, отвлечься.

Видно было кругом почти как днем, только свет от луны лился какой-то мертвенно-бледный. Из-за этого света на небе почти не наблюдалось звезд – они виднелись в западной стороне, но их было очень мало.

Игорь шел, посвистывая, оглядываясь по сторонам, пытаясь сообразить, что же кроме луны, еще здесь необычного. Ничего не приходило в голову. И, вдруг… стоп!

Он внимательно посмотрел на поверхность воды.

«Странно, обычно здесь ночует много чаек?»

Они всегда белыми поплавками качались на воде, как-то квакая потихоньку спросонья.

Сейчас чаек не было, и вода отливала каким-то маслянистым цветом, казалась не водой, а чем-то более тяжелым и густым.

Игорь потрогал рукой воду, лизнул мокрый палец – нет, ничего необычного, обыкновенная морская вода.

Он пошел дальше, но развязался шнурок на кроссовке. Игорь наклонился, чтобы завязать шнурок… и тут, вдруг, мгновенно стало темно, и все его тело сковал какой-то столбняк. Не понимая, что случилось, он вскочил на ноги, обернулся к бухте…

Последнее, что увидел в своей жизни Игорь Гаранский, двадцати восьми лет от роду – это огромную, чешуйчатую, переливающуюся зеленовато-серым цветом гору, выросшую прямо из воды, и бездонную, летящую на него пасть. Темнота закрыла для него все.

Нина проснулась поздно, солнце уже вовсю освещало скудную обстановку избушки через разбитое окно и многочисленные щели. Игоря не было, на соседнем топчане валялся разобранный спальник. Она встала, побежала к речке, умылась, вернулась в избушку свежая и веселая.

«Куда же Игорь пропал? – подумала Нина, – Здесь скрыться то негде? Может на яхту за чем-нибудь уплыл?»

Она посмотрела на море – резиновая лодка болталась привязанная к яхте. Значит, сам он уплыть не мог. Может, позвал Николая? А как? Если бы кричал, то было бы слышно?

В душу заползала тревога. Она еще раз прошла к речке, вернулась к избушке, осмотрелась – Игоря не было.

И тут ее, как током пронзила мысль: «Ведь Игорь так любит порядок, как же он мог уйти и не убрать спальник?»

Впрочем, тут же возникли сомнения: «Может, меня не хотел тревожить?»

«Где он?» – Нина ничего не могла понять. Она пошла по берегу на юг.

Нина увидела ее метрах в пятидесяти от избушки, сначала не обратила внимания – она валялась у самой воды. Потом что-то как стукнуло в мозг, она вернулась, подняла кроссовку, ничего не понимая, осмотрелась по сторонам, тихо позвала:

– Игорь?

Кругом стояла ясная, звенящая тишь. До Нины постепенно стало доходить то, что Игорь в одной кроссовке никуда далеко уйти не мог. И следы, ясные и четкие на мокром песке, обрывались именно там, где она нашла кроссовку.

«Боже! Что это? Куда мог деться Игорь?» – по телу девушки поползли колючие мурашки страха, стали плохо слушаться руки и ноги, Воспринимая все, как в замедленном кино, она с отвращением отпихнула от себя кроссовку, ее крик, казалось, не вырвался наружу, а провалился куда-то внутрь.

Она побежала, но ее движение ей самой воспринимались, как замедленные длинные прыжки с долгими-долгими полетами и мгновенными, болезненными приземлениями. Во время касания ног с землей от удара сотрясалось все тело, клацали зубы, в ушах что-то лопалось, сопровождаясь оглушительным звоном. В это время слышала она только то, что происходило внутри ее организма: то есть тяжелое дыхание, учащенное сердцебиение и звон в ушах. Свой собственный пронзительный, страшный крик (кричать она начала сразу же, как побежала) она не слышала вовсе. Она также не видела куда бежит. То есть, может быть, и видела, но не ощущала увиденного, не воспринимала его. По-видимому, организм вел девушку, как бы на автопилоте.

Это с одной стороны у нее наблюдалось какое-то полное отключение от реальности, а с другой – она видела себя, как бы, со стороны и даже могла критически воспринимать увиденное: «Неужели это я скачу, как кенгуру, с широко открытым ртом и выпученными, как у рака глазами. Красавица, ничего не скажешь…»